Связь поколений

Автор: Ольга Нефедова, 
филолог, независимый исследователь семейной истории, г. Москва 
Этот адрес электронной почты защищён от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

В архиве ГА РФ удалось поднять коллективное следственное дело 37-го года моей бабушки Клавдии Акимовны Спесивцевой (Шумаевой, Сулакшиной), ее мужа Поликарпа Федоровича Спесивцева и брата Акима Акимовича Шумаева. Дело оказалось потрясающе интересным, в нем открылись новые, прежде мне неизвестные факты. Читая его, я как будто заново знакомилась с бабушкой...
Моя бабушка Клавдия Акимовна Шумаева: 25.03.1894 - 15.03.1964, родом из кубанской станицы Кавказская (ныне город Кропоткин Краснодарского края). Бабушка была учительницей по образованию и по призванию. Образование получила совершенно самостоятельно. Во время учебы в учительской семинарии бабушка встретила свою большую любовь, моего деда Степана Сулакшина, тоже учителя. В 1918 году бабушка родила мою маму Евгению, в 1919м - сына Степана. И в тот же год овдовела: мой дедушка Степан, объезжая с инспекцией окрестные школы, умер от тифа.
Бабушки не стало, когда мне было шесть лет. Я помню ее совсем немного, но воспоминания яркие и драгоценные. Все, что связано с бабушкой, овеяно особым значением.

Когда бабушка умерла, мне надели на голову что-то, чтобы я ничего не видела, и провели через проходную комнату, где это случилось. Удивительно, что есть особая память места. Я помню, как некоторое время спустя мы с мамой шли в подземном переходе через Кутузовский проспект, рядом с гостиницей "Украина", и мама сказала, что бабушки больше нет.   
Когда я была подростком, в нашем дачном бревенчатом доме мама сказала мне, что бабушка была сослана. Но об этом никому нельзя говорить. Это были 70-е годы. После всего пережитого мама не верила никаким временам. Слово Колыма мама при мне не произносила никогда. Она называла только место второй бабушкиной ссылки - Большой Улуй.   

Теперь, когда прошло столько времени, из материалов дела видны трагические обстоятельства бабушкиного ареста. В апреле 1937-го года бабушка Клавдия ждала приезда детей, моей мамы с братом, из Каширы, где они учились в школе. Бабушка жила в совхозе со своим вторым мужем (вышла за него замуж вдовой с двумя детьми): Поликарп Спесивцев был замечательным агрономом. К встрече детей бабушка Клавдия наготовила вкусной еды, испекла пирогов, затеяла стирку... И в этот момент ее и мужа арестовывают и увозят из родного дома, в который они больше не вернутся никогда.  
В своих воспоминаниях моя мама Евгения Нефедова (Сулакшина) напишет, как месяц спустя после ареста родителей она с двумя одноклассницами приехала в пустой дом (а весь месяц там дежурил оперативник, и приезжать  было нельзя). И они с девочками выносили и выбрасывали испорченную еду, пироги, любимое детьми блюдо из яиц "снежки", из белков  и желтков... Все протухло, все испортилось...  
В это время бабушку Клавдию допрашивали на Лубянке. В 43 года она поседела, как лунь, на глазах у следователя: ей говорили, что в соседней камере кричат ее дети.  
Бабушку обвиняли как "чсира" («члены семей изменников родины») - как родную сестру Ольги Шумаевой, вдовы недавно погибшего в Челябинском политизоляторе левого эсера Николая Петровича  Абакшина. Обвиняли в том, что бабушка Клавдия недавно принимала в своём доме сестру Ольгу.  
Ольга приезжала к Клавдии в совхоз, чтобы ездить в Москву и хлопотать о пропавшем муже. Она писала запрос о муже в Красный Крест Екатерине Пешковой. Тогда же она узнала о его гибели и была убита горем. Под Новый 1937-й год Ольга уехала в Уфу, где находились эсеры, соратники ее мужа,  и с тех пор сгинула навсегда.   
Через несколько месяцев бабушка поехала в Москву искать сестру, тоже писала заявление в Красный Крест. После чего сама была арестована.   
В это время Ольгу Шумаеву уже перевели из Уфы и держали в Лубянской тюрьме больше полугода, до расстрела. 

Только теперь, из  бабушкиного следственного дела я узнала, почему Ольгу Шумаеву, студентку Тимирязевской Академии ,  впервые в 1924 году сослали в Архангельскую область. Она обвинялась в участии в издании и распространении нелегального студенческого журнала "Стремление". Поразительно тщательно велись следственные дела. Следователь сделал запрос по бабушкиной сестре, документ подшили:  в 23-24 гг. Ольга Шумаева «входила в нелегальную контрреволюционную организацию, работавшую при участии руководства с.р. Шумаева, принимала участие в подготовлении и распространении печатного органа этой группы «Стремление».
 В ссылке Ольга познакомилась со своим будущим мужем левым эсером Николаем Абакшиным, сосланным на Соловки по делу о подпольной типографии. С тех пор Ольга и Николай всегда были вместе, до самой гибели Николая в конце 36-го года.    

Из протоколов допросов проявляются человеческие отношения, чувства, убеждения. В истории моих родных удивительно чувство братства и сестринства. Бабушка говорит следователю, что все вещи Ольги лично просмотрела, не было там никакого оружия. Бабушкин родной брат Аким Шумаев отвечает следователю на тот же вопрос: "Даже мысли такой об Оле не допускаю".   
Еще поразило: в протоколах допросов: следователь говорит Акиму Шумаеву: "Вы знаете, что ваш брат расстрелян? " - речь идет о младшем брате Николае Шумаеве, призванном в 18-м году в кубанскую Добровольческую армию, в семье он считался пропавшим без вести. Уже в наше время удалось выяснить, что Николай Шумаев был расстрелян в 1920 году на Крымском полуострове, в Симферополе, после отплытия кораблей Врангеля. В той чудовищной крымской бойне, в которой зверски были убиты тысячи наших соотечественников; об этом писали Волошин и Иван Шмелев, у которого расстреляли сына. Когда я прочитала в материалах допроса, что следователь об этом спрашивает дядю Акима, меня потрясло, что мои родные всю жизнь не знали о гибели Николая, считая его пропавшим без вести, а в органах это было хорошо известно. Аким отвечает следователю:"Нет, жена сказала, что он в Сибири..."   
Наверное, мой дядя Аким не поверил следователю, или не захотел поверить. Когда нет официальных сведений, то остаётся даже самая абсурдная надежда, что, может быть, человек жив. Вернувшись после смерти Сталина, дядя Аким всю оставшуюся жизнь искал своего сына Виктора, без вести пропавшего под Сталинградом...  

…Так весной 37-го года бабушку Клавдию, ее мужа Поликарпа Спесивцева и бабушкиного брата Акима Шумаева приговорили к пяти годам, что считалось очень мало, да и не за что было, кроме родства с Ольгой. Конечно, приписали антисоветскую агитацию, и свидетели нашлись. И вот всех троих под охраной этапируют в бухту Нагаева на Охотское море. Так моя бабушка Клавдия от теплых пирогов, родного дома попадает на страшную шаламовскую Колыму.     
В бухту Нагаева они прибыли 3 июля 37-го года. А 13 июля в Москве, в Варсонофьевском переулке, была расстреля их младшая сестра Ольга Шумаева, любимая Олюся.  

Они никогда не получат никаких сведений об убийстве Ольги, как и об убийстве Николая. Очевидно, что "чсиров"  ссылали специально, чтобы родственники не искали своих расстрелянных родных.    
За время ссылки бабушкин муж Поликарп женится на другой женщине. Благодаря профессии агронома, он неплохо устроился в колымском санатории «Горячие ключи», окружного профсоюза золота и платины. И даже на Колыме умудрялся что-то выращивать. Там Поликарп  встретился со своей новой женой, тоже ссыльной. Возможно, она его на себе женила, так как брак был оформлен в 43-м году, перед самым его выходом на свободу.  
 А бабушка Клавдия всю жизнь хранила телеграмму из двух слов: "Еду Поликарп". Она и до сих пор у меня хранится.
 Бабушку отпустят в 42-м, она встретится с детьми и будет жить с мамой, но недолго. В 49-м бабушку Клавдию снова арестовали, как "повторницу",  и осудили без  нового обвинения. Теперь ее сослали в село Большой Улуй Красноярского края.   
Впрочем, обвинение было: "за "террористические намерения".    

Бабушка написала пять писем, чтобы с нее сняли судимость и восстановили в гражданских правах. В своём горьком письме высшему руководству бабушка пишет: "В чем состояли мои «намерения» - для меня, обвиняемой, тайна, да и ни одного слова на опросе об этом не было говорено. Наоборот, я не хотела расписываться в названных выше двух анкетах, требуя конкретные личные обвинения еще за 1937-й год (это было в присутствии прокурора, женщины, фамилии не знаю). Меня уверили, что мне ничего не грозит, я расписалась в окончании дела, и в приговоре мне преподнесли «террористические намерения». Это такие же намерения, как статья 58-10. Да что же я являюсь объектом , которому можно клеить любые пункты 58-й статьи?» «В 1949 году меня вторично арестовали. На Лубянке первый вопрос следователя [Герасимова]: «как вы думаете, за что вы арестованы». Отвечаю: «Так за старое дело». Следователь: «За одно и то же дело в Советском Союзе не судят два раза». Отвечаю: «По подозрению». Следователь: «За подозрение у нас не судят». Отвечаю: «Ну, тогда я не знаю за что». Тогда он мне предъявил «за связь с Шумаевой О.А.», о которой я уже 13 лет ничего не знаю».

Бабушка  была реабилитирована лишь когда сменились времена и партийные установки. В деле подшиты все материалы о реабилитации трех моих родственников. Расстрелянная Ольга Шумаева реабилитирована как жертва политических репрессий. Также ее муж Николай Абакшин.
Люди пострадали ни за что и пострадали страшно: Ольга и Николай Шумаевы были расстреляны, Клавдия и Аким Шумаевы потеряли в ссылках полжизни.

Моя огромная благодарность Музею ГУЛАГа, который помог мне найти бабушкино дело.