Автор: Елизавета Сергеева https://www.facebook.com/elizaveta.sergeeva.1001/
У меня совершенно прекрасная дочка Соня девяти лет. Ночью ей снятся мягкая радуга и бантик на ветках дерева, колышущийся от ветра. Она любит кататься на велосипеде и ходит по средам в танцевальную школу. А еще у нее есть инвалидность. Далеко не самая тяжелая, незаметная снаружи, но как бы « стыдная » когнитивная инвалидность, о которой не принято говорить. Из-за нее приходится много чего терпеть и преодолевать. В том числе и в школе, о чем бы я и хотела рассказать. Мой рассказ - прежде всего для родителей особенных деток, поэтому он будет бюрократически подробным и долгим. Может быть, кому-нибудь он сможет помочь.
Школа для самых маленьких, «école maternelle », начинается во Франции с трех лет. И первый опыт травли, возможно, тоже.
В три года, как и все французские дети, Софья пошла в детский сад - école maternelle, в обычную школу, к которой мы были приписаны по району. Хотя я замечала отставание Сони по сравнению со сверстниками, детский невролог проблем не видел, и никакого особенного статуса у Сони тогда не было. При знакомстве учительница отметила, что ребенок не в памперсах, и сказала, что всему остальному его в школе научат. Как оказалось, не совсем так. С утра Соня со слезами отрывалась от меня, а вечером была тихой и не могла ничего толком рассказать. Учительница особо не беспокоилась, говорила, что дочка витает в облаках, что это адаптация, и скоро все наладится. Нянечка сообщала, что Соня любит танцевать, и старшие дети с ней играют на переменах. Спустя какое-то время, я заметила, что в коридорах не вывешено ни одного ее рисунка, и когда подошла узнать, учительница ответила «Ваша дочка рисует одни каракули». Я очень возмутилась про себя, но вслух попросила вывешивать то, что она рисует, как бы это не выглядело. Зимой меня пригласили поговорить - и оказалось, что «Ваша дочка не говорит по-французски, перестаньте с ней разговаривать по-русски» и «ее стоит показать психологу», а еще, чуть позже, «держитесь, это надолго».
На отсутствие педагогического таланта и человеческого такта учительницы пожаловаться мне было некому - она же была и директором школы. Другие родители тоже были не очень-то ею довольны, но тихими роптаниями все и ограничивалось. Я очень надеялась, что в новом учебном году с новой учительницей году будет по-другому, но обратилась в центр превентивной медицинской помощи (CAMSP), где предложили наблюдать дочку. Год спустя мы как-то повстречали девочку из этой школы, и она, увидев Соню, приказала ей: «Танцуй!». На мое возмущение, она сообщила, что в школе дети дали ей прозвище «танцовщица» и заставляли ее танцевать. В этот момент мы уже перешли в другую школу и о том, что стоило бы написать жалобу академическому инспектору, я тогда не знала. Хотя и сейчас думаю, что жалоба моя мало бы что решила: предпенсионного возраста учительницу вряд ли бы вывели из системы.
Три года в «эколь матернель» с человечным директором и периодическими сражениями с домом инвалидов.
Когда первого сентября Соня вернулась в школу ученицей средней группы, оказалось, что учительница остается та же. Увидев ее, Соня прижалась ко мне, и я себе пообещала, что у нее Соня учиться не будет.
На несколько недель я стала приставалой. Приставала ко всем родителям с детьми на детских площадках, на улицах и в магазинах, выспрашивая у них про школы и учителей. Оказалось, что недалеко от нас есть хорошая школа. Я туда и направилась прямо к директору. Терять мне было нечего, в разговоре я рассказала, все как есть. Директор выслушал и сказал, что у них много детей из нашей школы. У нас состоялся интересный диалог, в котором человек на государственной службе подсказывал между строк человечные решения. Он положил начало нашим добрым отношениям, которые и помогают держаться на плаву, когда ребенок - особенный. Сейчас меня поражает едва ли не наглая прямота моих вопросов, но от отчаянной матери можно ли ждать другого?
- А вы можете взять мою дочку к себе в школу?
- Если будет официальное назначение, я не могу его не выполнить и буду обязан принять ребенка в школу.
- Где взять официальное назначение?
- Написать просьбу в мэрию о переводе в порядке исключения (demande de dérogation scolaire).
- Можно ли мне описать ситуацию как есть в качестве мотива для перевода?
- (пауза)
- Какой мотив считается достаточно серьезным и может сработать?
- Территориальный мотив: то есть или смена места жительства или когда няня или друг семьи, провожающий ребенка в школу проживает в районе, к которому приписана школа.
- Спасибо.
Да, человечный директор, согласный принять еще одного сложного ребенка в свою переполненную хорошую школу, существовал! Не раз он еще помогал нам таким неофициальным образом, когда его помощь шла вразрез с административными решениями сверху, и за нее он мог бы поплатиться.
Переехать в соседний район в короткие сроки было невозможно, поэтому я начала охоту за владельцами заветной прописки. Соня не ходила в школу, потому что ее учительница сломала руку и оказалась на больничном. Мы прочесывали с дочкой детские площадки, где я приставала с расспросами, в какую школу ходят дети, и по месту ли прописки это. В одном магазине мне повстречалась чудесная русская мама с девочкой чуть постарше Сони, которая сразу же согласилась помочь. Со статистической точки зрения вероятность встретить человека, который спустя пятнадцать минут разговора согласится дать свои паспортные данные, квитанции на квартиру и еще ложную расписку в том, что будет сопровождать ребенка в школу, неизмеримо мала. Должно быть что-то свыше, что, несомненно, и было, и благодаря чему наши семьи впоследствии подружились.
Нашу просьбу о приеме в новую школу « в порядке исключения » мэрия удовлетворила, и следующие три года все было хорошо. Чтобы так было, школой было сделано немало. Первая учительница (средней группы) встречала Соню неизменной улыбкой, звала ее ласковыми именами, а на всех собраниях (PAI) c директором с энтузиазмом говорила нам «нет, я справляюсь». Эта учительница приспосабливалась к порханию Сони по классу, и совершенно незаметно для окружающих помогала ей в исполнении всех танцев на школьных праздниках. Этот год был тем единственным годом, когда в школе Соня была «как все». Спасибо, Клодин!
Учительница в старшей группе «эколь матернель» имела репутацию серьезной и едва ли не суровой дамы, она славилась подготовкой детей к начальной школе. Не отличаясь особой душевностью, она была очень профессиональна. Следуя советам специалистов, наблюдавших Соню, она организовала для нее отдельное рабочее место в классе с минимумом отвлекающих стимулов. В нужный момент она конфиденциально предупредила о неблагополучной репутации школы, куда должны были направить Соню, чтобы мы успели « переиграть » и отказаться от этого варианта. Благодаря директору, очень заблаговременно сделавшему запрос в дом инвалидов, в этой старшей группе Соню сопровождала помощница (инвалидность определенного процента ребенок получает параллельно с запросом на индивидуального помощника - AVS или AESH, и вся процедура осуществляется через Дом инвалидов - MDPH). Нам повезло - помощница была добрая и обязательная алжирка, вопреки официальному регламенту она общалась с нами, сообщала как прошел день, и позволяла держать руку на пульсе.
Когда встал вопрос о переходе в начальную школу, стало ясно, что обычный класс, даже с помощницей, Соне будет не потянуть, ее уровень соответствовал средней группе. На педагогическом совете школы были предложены два варианта - или обучение в специальном классе (ULIS) начальной школы, либо второй год в старшей группе школы матернель. Дом инвалидов одобрил первый вариант.
Надо сказать, что если у родителей обычных детей есть право, хотя бы не-формальное, повлиять на выбор школы для своего ребенка, то у родителей детей с инвалидностью (для тех, которым нужен уже специальный класс или специальный интернат, а не индивидуальный помощник) такой возможности нет. Ребенка направляют в такую-то школу со специальным классом, и у родителей есть право принять его или отказаться от предложения.
Если отказываешься - остается оставить ребенка на домашнем обучении или отдать его томиться в обычный класс районной школы, которая, конечно, совсем не по силам. Когда комиссия национального образования (Académie) направила дочку в специальный класс школы на окраине, о которой наша строгая учительница сказала « Соню там съедят, там настоящие джунгли», надо было быстро отыграть назад и попытаться убедить комиссию оставить Соню на второй год. К тому же мы знали, что в специальном классе начальной школы нашей районной школы - прекрасная учительница. Но место в этом классе должно было освободиться только через год – на следующий год, поэтому « легче » всего было оставить Соню на второй год в нашей школе матернель. Для нового запроса были подключены все - учительница, психолог, специалист по психомоторике, логопед. Они написали письма о необходимости остаться на второй год и мы приложили их к новому запросу в Дом инвалидов (MDPH). Запрос послали в апреле.
За неделю до 1 сентября наш запрос так и оставался без ответа. Еще бы - на ответ дому инвалидов потребовалось не 4, как прописано в регламенте, а около 9 месяцев. Когда я пошла в отдел образования мэрии записывать Соню в школу, осведомленная сотрудница мне ответила: «Поскольку у нас нет официальных решений по поводу Вашей дочери - она обязана идти в следующий класс, то есть в подготовительный класс начальной школы по району. Когда к нам прийдет решение от Дома инвалидов - вы снова сможете приводить ребенка обратно в матернель».
Сложно представить, какую боль причиняют эти « официальные » слова. Они означают именно то, что твоего ребенка, который отстает от сверстников года на два, вы ведете в школу « на постой », где он будет мучиться в классе пару месяцев среди детей, которые уже умеют читать и считать, прикованный к школьной скамье, не понимая толком то, что говорит учитель, подвергаясь упрекам взрослых за неусидчивость и наверняка насмешкам со стороны сверстников за «глупость». И как только прибывает заветный документ - хоп! вы снова отводите его в « детский сад », где играют большую часть времени. Наверное, вы видели сообщения родителей особых детей, которые оказываются без мест в школе в начале учебного года - они пишут в социальных сетях и даже залезают на подъемные краны, чтобы, протестуя таким образом, выбить законом положенное решение. Они вынуждены оставаться с детьми дома на неизвестный срок, тратя дни отпуска или прекращать работу, только потому, что системе «не хватает бюджета и штата».
Система, к сожалению, заставляет терять человеческий облик. Я начала звонить всем, кому только можно (школьный референт, академический инспектор, секретарь инспектора дома инвалидов), жаловаться, потом плакать, а потом орать. Большего падения своего достоинства мне переживать не приходилось. Совершенно парадоксальным образом, оказывалось что « невозможное» становится « возможным » когда я начинала орать в трубку. Я не играла, я орала по-зверски. Особенно после ремарки сотрудницы Дома инвалидов «вам и так повезло, что мы согласились рассмотреть ваше дело». «Вам повезло», - не стоит так говорить матери ребенка инвалида, которого зажевывает система. Мне не стыдно за свой ор, но от него мне до сих пор плохо.
« В порядке исключения » дело моей дочки поставили на рассмотрение на ближайшее заседание комиссии – на 30 августа, а не на конец сентября (!). 30 августа было вынесено нужное нам решение - ребенок остается в старшей секции школы «матернель» еще на год. Но это еще был не конец. Бумагу об этом решении, с которой ребенка можно записывать в школу, родитель может получить только по почте (даже « в порядке исключения » ее не могут переслать директору школы по электронной почте, потому что иначе « мы же должны будем всем пересылать, а у нас нет времени », отвечают из дома инвалидов). Пока бумага прийдет - ждать еще дней десять. Я снова в тупике и сил на этот раз больше нет. 1-е сентября. Все идут в школу, Соня - нет. Как ей объяснить?
Без сил и надежды пошла сообщить новости директору. Который мне тихим голосом сказал « в моих списках Соня есть, приводите ». Я догадываюсь, что это человеческое решение было незаконно (проверка, несчастный случай, последствия были бы только на нем). Я бесконечно ему благодарна. И Соня пошла в школу.
Первые недели все было в порядке. Соня занималась в своем ритме, периодически вставая с места, чтобы поиграть в куклы или выйти прогуляться по коридору в сопровождении помощницы. Раз в неделю был день любимой Сониной учительницы - Софи. Софи – учительница-медиатор, она вела занятия во всех классах школы, от младшей группы до старшей в течении всех трех лет пребывания в школе «матернель». Для детей добрый учитель, которого с ними остается все три года - большая душевная опора. Не удивительно, что учительница Софи, с которой дети пекли пироги и готовили подарки на праздники, была любимой учительницей у всех учеников. Для особенного ребенка и его родителей « добрая учительница » - это вроде той крестной феи из сказки про Золушку, которая делает моменты выхода из семьи в мир безопасными и наполненными положительными эмоциями.
Безоблачная школьная жизнь длилась недолго: спустя несколько недель меня уведомили, что Сонину помощницу надо будет «делить» еще с двумя детьми. Это означало, что с Соней она будет только семь часов в неделю, и не обязательно, когда надо, но когда получится. Стоит отметить, что в шесть лет сопровождение Соне было необходимо постоянно: она была свободно движущейся молекулой в пространстве. Сидит пару минут - встает, идет смотреть, что в ящичках, берет предметы, оставляет их, идет к другим и так без особых остановок на какую-нибудь более организованную деятельность. Представить, что вот учительница ведет урок, а Соня спокойно переворачивает вверх дном весь класс, периодически пробуя на вкус заманчивые жидкости в баночках, и играет с ножницами и прочими интересными предметами было невозможно. Наивно было также и полагать, что гипотетические 7 часов занятий с помощницей в неделю существенно подготовят ее к начальной школе.
Формально школа не могла отказать в приеме Сони и в дни, когда не было помощницы, но реальность была таковой, что это обернулось бы полным крахом, как для Сони, так и для учительницы и для всего класса.
Напряжение заметно росло, учительница сообщала о проблемах. В это же время Соня начала осознавать свой отрыв от всех остальных и стала внутренне зажиматься. Ночами мне не спалось, и я занималась поиском вариантов несуществующих решений. Может быть, стать самой помощницей на добровольных началах? Узнала, что система не предусматривает такую возможность. Может быть, стать помощницей другому ребенку? Тогда мне понадобится еще няня, чтобы отводить Соню к логопеду и прочим, поскольку занятия с ними и в школьное время тоже. Может, забрать ее из школы на домашнее обучение? От недостатка сна и отсутствия решений я начала срываться на детей и мужа, и поняла в какой-то момент, что могу поплатиться своим психическим здоровьем. Осознание этого меня разозлило. Почему Соня, чья инвалидность лежит на совести государства, не может просто ходить в школу в приемлемых условиях и должна страдать от того, что я не выдерживаю этого жуткого квеста?
Терять мне было нечего. При моральной поддержке доброй учительницы Софи я поехала в дом инвалидов отстаивать Сонино право на индивидуального помощника и приготовилась к долгой обороне. С собой у меня был термос с едой и грудной младенец, которого мне было не с кем оставить. Еще была твердая уверенность, что без нужного решения я не уйду. В этот раз я не орала, я говорила сначала с одним, потом с другим, потом с третьим. Я сказала что буду оставаться в доме инвалидов столько дней, сколько потребуется, пока не будет принято нужное решение, позволяющее Соне учиться наряду со всеми. Долго ждать не потребовалось - рассмотрение Сонного дела было назначено на ближайшее заседание, куда я через несколько дней снова приехала лично, и наш запрос на индивидуального помощника на 18 часов в неделю (больше не запрашивали, поскольку часть занятий по реабилитации приходилась на школьное время) был удовлетворен.
Год окончился благополучно, с тремя детьми из класса Соня очень подружилась. Это были дети, жившие с нами рядом. После уроков мы собирались во дворе у дома и дети вместе играли. Велосипед, самокат, прятки, пятнашки, поиски красивых листьев и шишек, танцы на пеньке и прыганье с него, ведерки и камешки. Надо сказать, что именно в играх дети совершенно незаметно налаживают отношения и подстраиваются друг к другу. Пятилетняя девочка-лидер, строго следящая за правилами в игре, где нужно было замирать, была значительно мене строга к Соне и к своему однокласснику с легкими нарушениями моторики. Другой одноклассник, играя с младшими братиками и сестричками, без какого-то ни было совета со стороны взрослых, давал им выигрывать. А с переехавшим недавно мальчиком 9-ти лет, который было принялся указывать Соне и другому мальчику что они совершенно не умеют бросать мяч, поговорила бабушка-соседка и он тоже подстроился под правила дворовой группы. К сожалению, наш переезд в сельскую местность положил конец этому детскому игровому союзу.
Начальная школа: в инклюзивном классе у хорошей учительницы.
Первый год в начальной школе был вторым годом в моей жизни, когда я могла оставить Соню на поруки взрослого и со спокойной душой идти заниматься своими делами. Было это, конечно, благодаря чудесной Сониной учительнице Магали. Когда я еще только пришла знакомиться с этим специальным классом (ULIS), где предстояло учиться Соне, то у меня был шок. Конечно, я уже привыкла к тому, что школьный маршрут у дочки будет не такой как все, но когда оказываешься в классе, где все дети особые, то все равно горло сдавливает. А что, если она будет имитировать и начнет также раскачиваться из стороны в сторону, как этот мальчик? А на чьем правильном примере Соня будет учиться выстраивать отношения, за кем она сможет повторять задания по учебе? Как она вообще сможет без индивидуальной помощницы? У французов мое состояние называлось чем-то вроде « совершать траур по нормальному развитию ребенка ». На все мои вопросы Магали отвечала: « Меня это не пугает ». И, смотря на ее работу среди особенных детей, я видела действия заправского капитана, ловко управляющего поведением и вниманием. В ее действиях к детям не было ни заискивания, ни жалости, она была требовательна и активна. Позже я узнала, что мама Магали тоже была учительницей для детей с особенностями развития. Соня очень полюбила Магали, и каждое утро бежала в школу с удовольствием, и очень старалась, чтоб угодить своей любимой учительнице.
Наверное, идти с удовольствием в школу – это и есть главный признак, что у ребенка в школе все в порядке. Конечно, какие-то неприятности случались, но они случались нечасто, и школа на них реагировала (в рабочем режиме - с учительницей, в более серьезном случае - с приглашением школьного психолога). Одна из проблем осталась неразрешенной: настоящая интеграция детей с особенностями развития в общий детский коллектив школы. Не просто совместные уроки рисования, спорта и пения для детей с особенностями развития в общих классах. Не просто временная инклюзия детей из прочих классов в специальный класс из-за болезни учителя. Не просто совместный кросс против голода в мире. А, например, дружба с ребенком из другого класса. А, например, товарищество. Не много ли я хочу от школы? Я думаю, что если этого нет, и над отношениями между детьми специально не работать, то будет то, что я услышала о Соне от мальчика на два года ее старше « Все знают, что Соня - тупая ».
Школьная шкала ценностей - шкала успеваемости и успеха. И в этой шкале особенные дети за редким исключением будут в самом низу. И если не создавать, намеренно не выстраивать альтернативной шкалы, они будут внешне терпимы сверстниками, но будет ли большее? К сожалению, французская школа очень закостенелая. Мои предложения пригласить нашего психолога, или специального воспитателя, которые с помощью командных игр во время перемен могли бы поработать над отношениями между обычными и необычными детьми поддержки не получили. Даже в этой благополучной школе.
Переезд и травля в новой школе.
Решиться на переезд в сельскую местность нас тоже сподвигла Соня. Радости городской жизни в виде музеев, концертов и ресторанов, давались с большим напряжением, а вот долгие прогулки на природе неизменно успокаивали дух и нервы. Мы хорошо подготовились: задолго до переезда у меня был список хороших логопедов и прочих специалистов, найдены школы с инклюзивными классами, и за шесть месяцев до начала учебного года был сделан административный запрос. Ближайшая такая школа располагалось в 20 минутах езды от нашего нового дома, и в ней как раз освобождалось место. К сожалению, добрый пожилой учитель специального класса уходил на пенсию (именно его я и попросила дать координаты хороших специалистов для реабилитации). А мне он так понравился: я видела, как он положил руку на плечо одному ученику, чтобы тот немного подождал со своим вопросом, пока я не закончу говорить.
Но Соне предстояло учиться у новой учительницы, и я утешала себя тем, что, наверное, у молодой учительницы будет много энергии. К тому же рядом совсем рядом с этой школой располагалась частная католическая школа, и, помня совет одной мамы особенного ребенка, я записала младшую дочку в «другую » школу. Как мне объяснила эта мама из своего опыта, нормотипичный брат или сестра нередко начинают « опекать » ребенка с особенностями, чувствуя разницу в отношении других школьников. Стараясь стать опорой брату или сестре, они устают морально, а все обучение в школе скатывается вниз.
Поэтому Сонина сестренка пошла в католическую школу «матернель». Мне нравилось, что Рождество в ней называли Рождеством, а не « праздниками конца года » и, что, когда я приходила показывать детям картинки из искусства, мы могли с ними сколько угодно долго смотреть фрески Джотто. В образовательном плане они опирались на методики Монтессори. Это означало, что родители деток младшей группы могли заходить в класс до начала занятий, помогать ребенку найти свою фотографию и поставить ее к имени, приложив при этом картинку с настроением. А перед прощанием посмотреть, какое из заданий в свободном доступе выберет ребенок: будет ли разрезать ножницами осенние листья, насыпать крупу в бутылочки, раскладывать улиток щипчиками по ячейкам или рисовать красками.
Когда Соня провожала сестру, она не хотела уходить из класса и спрашивала меня, почему она не может ходить в эту школу. Но инклюзивных классов в католических школах очень мало, поэтому Соня пошла в назначенную государственную школу.
Учительница в Сониной школе оказалась молодой и активной - это был ее второй год работы в специальном классе. Она с удовольствием рассказывала, какие материалы использует для работы с Соней, и казалась заинтересованной в процессе. Детей в классе было 12, в основном это были крупные мальчики. В инклюзивном классе учатся дети всех возрастов - с 7 до 12 лет, и в этом классе образовалось 4 группы по уровню развития. Реформа Макрона еще более урезала штат помощников, и в классе кроме учительницы была еще одна общая помощница для всех детей, и одна индивидуальная помощница для сложного ребенка с аутизмом. Несложные расчеты приводят к выводу, что половину учебного времени « сонина » группа находилась на « самостоятельной работе ». Это к вопросу об эффективности обучения в школьной инклюзивной системе.
Как ученице специального класса Соне предоставлялось школьное такси (машина собирает нескольких учеников из дома и отвозит в школу). Но мы отказались от него, чтобы держать руку на пульсе, и чтобы у меня было пока одной головной болью меньше. Здесь не об этом, но если соединить данные из статистики ВОЗ и статьи в журнале Ланцет (https://www.ncbi.nlm.nih.gov/pmc/articles/PMC4311357/ и https://www.thelancet.com/journals/lancet/article/PIIS0140-6736(12)60692-8/fulltext , то риск подвергнуться сексуальному насилию у Сони, будучи девочкой (19.7%) с когнитивными проблемами (x4.6) равняется 90,62%.
Я регулярно общалась с учительницей, сообщала о всех неприятностях и успехах, и в начале мне казалось, что все неплохо и, по крайней мере, под контролем. Соня любила свою учительницу. Сложнее было с отношениями между детьми в классе. Класс достался трудный : мальчики с проблемами в поведении и всего три девочки, одна из которых - Соня. Две старшие одноклассницы образовали между собой альянс, и старшая из них начала оттачивать на Соне свои способности в эмоциональной манипуляции. Сначала это выглядело достаточно наивно: « Привет, Соня! А почему ты меня не обняла при встрече? Я не буду с тобой больше дружить! ». Я комментировала, что Соня не обязана никого обнимать, также как и любой другой ребенок. Пару дней спустя Соня сообщала мне что М. - ее лучшая подруга. Потом снова Соня попадала в опалу, и я утешала себя и ее тем, чтобы разбираться в отношениях нужен и негативный опыт.
Когда Соня оставалась в школе на целый день, она нередко приходила усталая, возбудимая, иногда шла уединиться к себе в комнату. Именно в вечернее время зачастую Соня рассказывала, о произошедшем, она не всегда говорила об этом учительнице или помощнице. Где-то раз в неделю что-то случалась и я ехала разбираться в школу. Моя ошибка состояла в том, что я не фиксировала эти происшествия в дневнике, хотя жизнь во Франции научила меня фиксировать все значимые действия письменно. С учительницей я много разговаривала устно, но в нужный момент « письменных доказательств » у меня, увы, не было.
Когда я рассказывала учительнице: « Соня говорит мне, что ее обнимает толстый мальчик, ей это не нравится » или « Вчера дети во время перемены так тянули за завязки сониной шапки, что ей трудно было дышать », ответом было: « Меня там не было, я этого не видела ». На какие-то просьбы она отзывалась, например, чтобы Соня могла отдохнуть от шума на перемене в школьном дворе, ей было разрешено ходить отдыхать в спортивный зал, который выходил прямо в школьный двор. В другом случае педагогические решения учительницы вызывали полное изумление: на Сонину жалобу, что дети, играя на перемене, слишком часто трогают Соню, последовало: « Я говорю теперь им не подходить к Соне ». На мой вопрос, занимается ли она с детьми изучением эмоций, учительница ответила, что это дело психологов, которые ведут детей.
Перед февральскими каникулами случился « инцидент », как назвала его учительница. Во время большой перемены, когда дети обедают в столовой, один мальчик из Сониного класса и другой из класса, куда Соня ходит на инклюзию, сняли с нее штаны и трусы. Увидевшая это девочка побежала доложить сотруднице столовой, которая потом и рассказа все учителям, которые и сообщили мне, когда я пришла забирать Соню из школы. У нас состоялся такой диалог:
- Что вы будете делать?
- Мальчики уже попросили у Сони прощения. Но вообще-то мы не видели, как все происходило, за происшествия во время большой перемены отвечает мэрия, а не школа.
- Вы будете говорить с детьми о случившемся, будете разбирать, что такое интимные части тела?
- Мы уже сказали, что так делать нельзя. Вообще-то не стоит настаивать на этой теме, иначе другие дети могут придумать еще что-нибудь в этом духе.
- ??? Я думаю, нужно проработать эту проблему с детьми. Можно пригласить школьного психолога?
- Ну, Вы, конечно, можете….
Моя вторая ошибка состояла в том, что после этого диалога я не пошла прямиком в жандармерию писать заявление, а понадеялась на адекватную реакцию школы. Я встретилась с директором. В результате, после настояния с моей стороны мальчики были «наказаны»: их лишили перемены. Школа решила, что этого достаточно. А если бы с директрисы двое мужиков сняли штаны и трусы - она бы тоже довольствовалась извинением и тем, что им пришлось постоять в стороне от товарищей во время перекура?
Помогли Фейсбук и карантин. Конечно, не Фейсбук, а те друзья, которые знают Соню, и которые отреагировали на пост юридическими терминами (травля, действия сексуального характера, оскорбления, физическая агрессия). Когда я еще писала пост, мне пришлось сделать список того, что происходило за эти месяцы и это меня оглушило. То, что казалась разрозненными элементами, оказалось связано. Вот неполный список:
- Одноклассница запирает Соню в туалете и обрызгивает ее водой
- Одноклассница тыкает ручкой и прорывает рубашку, оскорбляет.
- Одноклассник больно тянет за руки.
- Одноклассницы тянут за веревочки на шапке, Соне сложно дышать.
- Одноклассница заставляет сидеть Соню рядом с собой в столовой, хотя та этого не хочет
- Одноклассник и мальчик из параллельного класса держат и стягивают с Сони штаны и трусы
- Другой одноклассник весом в 2 с половиной раза больше Сони ее обнимает, Соня сопротивляется, просит отпустить, тот не отпускает.
Мы задействовали нашего психолога, пригласили школьного психолога, по совету друзей я сообщила о случившемся Сониному референту по образованию (все звонки в этот раз были отражены в переписке через электронную почту, с копиями всем заинтересованным лицам). Школьный психолог обещала прийти сразу после февральских каникул и согласовать со школой работу с детьми (и, как я надеялась, с учителями тоже). Но грянул карантин. И, как оказалось позже, хоть школа и работала, но в силу этих « чрезвычайных эпидемических обстоятельств » никто напрягаться не захотел, в том числе и директор школы, для которой я стала вроде красной тряпки.
Два месяца карантина были для нас с Соней прекрасным временем: мы жили в домашнем ритме, проводя большую часть времени в саду у дома. Дети наблюдали за тритонами и лягушками, делали куколок из одуванчиков и ходили здороваться с соседскими коровами. Мы занимались сами и по заданиями, которые присылала учительница. Соня стала спокойная, расслабленная и веселая, такая, какой и была до школы. Она начала рассказывать про школу, про одноклассницу, которая следовала за ней по пятам, заставляла садиться рядом с ней, про то, что она просила не ходить за ней и просила об этом учительницу, и про то, как учительница на эти просьбы не реагировала. Я все еще надеялась на психолога и на то, что манипуляторши-одноклассницы со следующего года не будет.
И тут Макрон заявил, что на две недели до каникул школьникам надо вернуться в школу. Я вдруг поняла, что совершенно не хочу потерять эту вновь найденную счастливую Соню. И начала подготовительные действия.
Оказалось, что школа и школьный психологу так и не связались друг с другом. Школьный психолог дал мне понять, что в свете всех мер по короновирусу, над "сониной" проблемой в школе никто работать не станет ни сейчас, не в сентябре. Еще оказалось, что манипуляторша остается в школе еще на год (у родителей связи? в начальной школе дети строго до 12 лет, в том числе и в специальных классах).
Чтобы Соне с ней не сталкиваться, наш психолог и семейный врач дали заключение, что « по состоянию здоровья » возращение в школу противопоказано. Параллельно я созванивалась с референтом по образованию, советовалась со знакомыми, работающими в системе образования. Бывшая Сонина учительница дала мне « личный » совет уходить из школы. Другая знакомая учительница советовала, напротив, обороняться и добиваться справедливости. Но добиться справедливости не получилось: директор школы, отказывалась со мной встретиться лично и только подтвердила, что действовала по протоколу и что, как и учителя, считает, что не стоит разговаривать с детьми о травле. Очевидно, о наличии другого протокола, как раз для случаев травли, она и не подозревала (о нем мне рассказали на горячей телефонной линии 3020 по школьной травле, я выслала этот протокол директору на электронную почту). В общем, я поняла, что зря рассчитывала на адекватные действия школы. Школу не изменить, когда сама школа не видит проблемы в травле.
Я сделала запрос академическому инспектору с описанием ситуации и просьбой перевода в другую школу. Перевод нам одобрили и направили... в единственную школу со свободным местом в специальном классе. Ею оказалась школа в главном городе департамента в "приоритетном" районе. Да, если Соню травят в обычной школе, что же будет в школе в « приоритетном » районе, подумали мы с мужем, и решили что в следующем году Соня останется на домашнем обучении. Как многие мамы особенных деток, я « не работаю » и вполне могу себе позволить заниматься с Соней. Мы попытались отыграть назад, но координатор по образованию уговорил нас встретиться с директором и преподавателями этой школы. Еле-еле уговорил.
В новой школе в « приоритетном » районе.
Разговор с директором новой школы и учительницей инклюзивного класса больше походил на допрос. Как в школе с дисциплиной? Что вы делаете в ситуации, когда школьник ударяет другого школьника? Что вы делаете, если это происходит на перемене? А если в столовой, за которую школа во Франции не отвечает, а отвечает мэрия? А какие в классе дети? А есть ли агрессивные дети? А есть ли добрые дети возраста Сони? А кричат ли в классе (замаскированный вопрос учительнице - Вы кричите?). А вы согласны с ответом Вашего коллеги, что если с ребенка снимают трусы, то лучше с детьми об этом не говорить?
Ответы внушили некоторую надежду. Директор лично разруливает все серьезные инциденты. Даже во время перемены. Даже в столовой. Дисциплина - в приоритете. Добрые дети в классе есть. Учительница много улыбается, она предложила индивидуальное сопровождение Сони во время перемены. И еще большой плюс - в "приоритетных" школах - меньше детей в классах и больше учителей еще всяких дополнительных занятий. То есть в Сонином классе - не 12, а 8 учеников, что очень хорошо для обучения.
С сентября Соня в этой новой школе, и пока все, кажется, неплохо. Конечно, я выделяюсь на фоне мам в длинных платьях и платках, но встречают по одёжке, а провожают… В школе Соня только с утра, но уже очень просится обедать в столовую. Учительница доброжелательная и позитивная, не кричит, в ее классе тихо. Дает, по нашей просьбе, домашние задания на среду и субботу. По понедельникам их класс ходит в бассейн. Для отслеживания ситуации я записалась в родительский комитет. Оказывается, что директор сам в течении десяти лет преподавал в инклюзивном классе этой школы, и к особенным ученикам относится с любовью и вниманием. В первом пункте раздела « Школьный двор » в уставе школы значится « в игру принимают всех учеников, которые хотят играть » и это мне нравится. Я надеюсь, что в этой школе Соне и дальше будет хорошо.
Заключения как такового у моей статьи нет - жизнь продолжается. Я постаралась максимально полно показать возможные ходы в ситуациях, в которые моугт попасть "особенные" дети и их родители, дать названия институций и процедур. Что можно вынести в конце - еще раз номер горячей линии 3020, позвонив на которую, сомневающегося родителя специалисты сориентируют, подвергается ли ребенок травле или нет и что в этой связи делать.
Редакция приносит благодарность Елизавете Сергеевой за исключительно полезную и нужную статью.
Напоминаем, что в русскоязычной общине Франции работает группа "Особенные дети, а также их родители", в рамках которой родители "оосбенных" деток обмениваются опытом: https://www.facebook.com/groups/odatir/